Исповедь русского беженца из Таджикистана
В судьбе автора этого письма (фото не относится к автору этого письма, оно сделано на митинге в Москве) – инженера Владимира Старикова, бывшего душанбинца, а ныне жителя Кировской области, – отразились судьбы миллионов наших русских соотечественников. Возвращение на Родину с окраин бывшего СССР стало для них и радостью, и трагедией…
Нас часто называют беженцами. В первые годы после возвращения наши новые знакомые кировчане говорили нам, вчерашним душанбинцам: «Вы — не русские. Вы не такие, как мы. Вы не похожи на нас, у вас даже уклад жизни другой». Наверное, в чём-то они правы.
Вот уже седьмой год в русские зимы с упорным постоянством мне снится один и тот же сон. Летнее утро в Душанбе. Я и жена собираемся на работу, зная, что вечером можем больше не увидеться. Выходим вместе. Тяжёлый момент: я украдкой провожаю её взглядом, пока не скроется за углом. Hо и она оглядывается перед поворотом и прощально машет мне рукой. Вот эта картинка – прощальный жест жены – заставляет меня проснуться в холодном поту, с мокрым от слёз лицом. А когда прихожу в себя и с облегчением вспоминаю, что всё это уже позади, заснуть до утра уже не могу.
Переселенцы не любят вспоминать о пережитом. Однако долг перед собратьями по судьбе заставляет меня рассказать о цене возвращения в Россию.
ЧЕРНЫЙ ФЕВРАЛЬ
12 февраля 1990 года, понедельник. Несколько минут назад закончился рабочий
день. Я бегу с женой по улице Айни. Час пик, но улица абсолютно пустынна — ни одной машины на мостовой, ни одного прохожего на тротуарах. За нашей спиной в километре от нас остался проспект Ленина, по которому в сторону железнодорожного вокзала, круша и сметая всё на своём пути, несётся огромная, потерявшая разум толпа. С минуты на минуту она вывалится на перекрёсток и неизвестно, в какую сторону повернёт дальше. Надо спешить — дома у нас (дома ли?) дочь-подросток и сын — студент киевского вуза, несколько дней назад неудачно приехавший на каникулы. Страх за них подгоняет нас, и мы бежим изо всех сил. Пробежав несколько километров, вздыхаем с облегчением. Дети оказались дома.
А назавтра отрезок дороги у текстильного комбината превратился в ад. Банды исламских фундаменталистов блокировали шоссе. Из прибывающих с двух сторон автобусов и троллейбусов они вытаскивали русских женщин и насиловали здесь же на остановках и на футбольном поле у дороги, мужчин жестоко избивали. Антирусские погромы прокатились по всему городу. «Таджикистан для таджиков!» и «Русские, убирайтесь в свою Россию!» — главные лозунги погромщиков. Русских грабили, насиловали и убивали даже в их собственных квартирах. Не щадили и детей!
Такого изуверства Таджикистан ещё не знал. Городские и республиканские власти растерялись. Hо горожане ищут выход и находят его. В микрорайонах формируются отряды самообороны, а на утро 15 февраля весь город вышел на улицы. Человеческие цепи опоясали границы микрорайонов. Получив жёсткий отпор в нескольких районах города, бандиты больше не посмели нападать. И погромы прекратились.
Вторая половина февраля. Я стою в пикете с группой мужчин — соседей по дому. Ревя моторами, гремя бронёй, лязгая гусеницами, мимо нашего дома катят бронетранспортёры и боевые машины пехоты. Переброшенные воздушными гигантами ИЛ-76 из глубины страны, в город входят внутренние войска. Суровы лица солдат, сидящих на броне в полной боевой экипировке, сжимающих в руках автоматы и готовых в любую минуту вступить в бой. Hет радости и на наших лицах. Горькие мысли бродят в моей голове — как удалось исламистам усыпить бдительность властей и напасть внезапно, врасплох, почему с таким опозданием вызваны воинские части? Ведь за сегодняшнюю тишину город заплатил жизнями 34 человек.
23 февраля. Порядок в городе восстановлен. А в марте, как только начала работать железная дорога, первая волна отъезжающих русских хлынула на товарную станцию за контейнерами, на вокзал и аэропорт за билетами. Из семисот тысяч жителей тогдашнего Душанбе триста тысяч составляли русские. Вскоре стала ощущаться нехватка врачей и учителей в русских классах. У моей дочери в восьмом классе в течение полугода отсутствовал учитель физики, что вынудило нас перевести её в другую школу.
Именно в эти дни родился знаменитый лозунг: «Русские, не уезжайте — нам нужны рабы!». Он украшал заборы города до дня отъезда нашей семьи из Таджикистана. После распада СССР поток отъезжающих усилился. Вирус национализма, посеянный в феврале 90-го, дал всходы. И не только в этой южной стране, но и во всей Средней Азии и остальных государствах ближнего зарубежья. 90 процентов русских покинут в ближайшие годы Таджикистан, рассеявшись по всей России, да и по всему миру.
ЗАЛОЖНИКИ
Май — июнь 92-го. В Душанбе проходят многотысячные митинги с взаимоисключающими лозунгами. Оппозиция требует отставки первого президента республики Hабиева и превращения Таджикистана в исламское государство. Другой митинг — жителей Кулябской области — собрался в поддержку президента и защиту конституционного строя. Митингующие отделены друг от друга расстоянием в несколько километров.
Напряжение в противостоянии достигло апогея, когда кулябцы стали требовать от президента оружие, у оппозиции оно уже было. В пригороде Душанбе неизвестными лицами были расстреляны пассажиры автобуса — 12 человек, ставшие первыми, страшными в своей бессмысленной жестокости жертвами надвигающейся гражданской войны. Автобус сожгли. В тот же день один из лидеров оппозиции, выступая по национальному телевидению, объявляет всех русских, проживающих в Таджикистане, заложниками…
Октябрь 92-го. Душанбе в руках ваххабитов. Я на похоронах моего друга по университету. Несколько дней назад он не вернулся вечером домой. Наутро семья нашла его под мостом через реку Душанбинку с пробитой головой недалеко от дома. Через несколько минут предстоит ехать на кладбище. В этот момент подошедшая однокурсница сообщает: в русской школе (в какой именно — она не знает) в центре города (таких школ две, в одной из них учится моя дочь) исламисты захватили в заложники школьников. Можете представить, что я почувствовал тогда на кладбище… К счастью для нашей семьи, дочь Анюта училась не в той школе, которая подверглась нападению.
Февраль 93-го. С типичным участником погромов лицом к лицу довелось столкнуться в переполненном автобусе, когда мы с женой возвращались домой с железнодорожного вокзала. Жена попросила стоящего рядом мужчину лет тридцати убрать зависшую над её головой руку. Извергая потоки русского мата, этот правоверный мусульманин (так он себя называл) попытался ударить жену. Его руку я успел перехватить. Невменяемый от переполнявшей его ненависти, обливая грязью русских, парень стал угрожать нам расправой. Оглядевшись, я только в этот момент заметил, что кроме нас в автобусе нет русских, а остальные пассажиры — молодые, угрюмо молчащие таджики, и подумал, что до дома мы не доедем. Hо страха не было, к мысли о возможности смерти в любой момент, с февраля 90-го, мы привыкли. За нас никто не заступился, но и «истинного» мусульманина никто не поддержал. Успокоившись, тот вскоре вышел из автобуса.
Ноябрь 93-го. Hа южной окраине Душанбе гремит артиллерийская канонада и горит пятиэтажный жилой дом. Отряды жителей Кулябской области, политических противников исламских фундаменталистов, штурмуют город. Вскоре кулябцы овладеют городом, а ваххабиты побегут из него.
Май 94-го. Два года с наступлением темноты стреляют из всех видов оружия, сводя счёты со своими противниками. Действуют террористы. Недавно в сторону стоянки, где работает жена, ночью бросили гранату…
КТО МЫ, ЧЬИ МЫ?
Ещё в апреле 93-го я и жена пришли в российское посольство. Дипломат, вызванный русским парнишкой-десантником с автоматом на груди, в ответ на нашу просьбу о регистрации российского гражданства объяснил нам следующее. Поскольку мы проживаем в республике постоянно, то, как объявило таджикское правительство, являемся гражданами Таджикистана. Hаши доводы: мы родились в России, выбор гражданства зависит только от нашей воли — дипломат не признал существенными. Чувствуя себя преданными российским правительством, отправились мы по пустынным улицам в обратный путь.
В декабре 93-го, когда власть в Душанбе, а затем и в республике перешла к кулябцам, я вновь посетил российское посольство. В его зале собралось человек пятьдесят. Перед началом приёма заведующий консульским отделом провёл с нами беседу. По его словам, Россия переживает трудности, помочь переселенцам с жильём и работой не может. Поэтому надо продолжать жить в Таджикистане. Всем остающимся нецелесообразно регистрировать российское гражданство, так как от преследований это не спасёт, наоборот, они увеличатся, а защитить каждого российского гражданина посольство не может. В переводе с дипломатического языка это означало, что российское государство предлагало россиянам отречься от России. В полной растерянности большая часть несчастных слушателей покинула зал.
Только потеряв месяц и ещё дважды подвергшись принудительной психологической обработке (а как по-другому назвать эти обязательные полутора-двухчасовые беседы), мне удалось, наконец, в феврале 94-го зарегистрировать российское гражданство. Размер пошлины, которую я заплатил, составил 9000 неденоминированных рублей — немало по таджикским меркам. Hо на регистрацию гражданства жены и дочери денег не было, так как, начиная с февраля, перестали выплачивать заработную плату.
Остальные члены семьи зарегистрировали гражданство России по возвращении на Родину. Hо и там, при прописке, просмотрев наши документы — паспорта и удостоверения миграционной службы, начальник паспортного стола заявила, что мы граждане другого государства, да ещё и не выписаны, а потому — поезжайте в Душанбе, выпишитесь и только потом приходите за пропиской, а сейчас заплатите штраф за опоздание с регистрацией и регистрационный сбор как иноземцы.
МЫ НЕ ИНОСТРАНЦЫ!
Когда я с болью думаю обо всём этом, я вижу своего деда — уральского казака, загубленного в 37 лет в пермском ГУЛАГе. Да бабушку, сосланную с детьми в пермские леса и чудом выжившую с двумя из них — моей матерью и дядей и до самой смерти, оберегая покой семьи, хранившей тайну гибели деда. Да мать, 17-летней девчонкой ушедшую добровольно на фронт, вернувшуюся с победой в родные края и вынужденную в 48-м бежать со мной, младенцем, спасаясь от преследования сталинских сатрапов, не забывших прошлого семьи, в Таджикистан, на строительство секретного комбината по добыче урановой руды.
Да своего отца (а точнее, отчима, заменившего мне отца) — механика-водителя тяжёлого танка, защитника Ленинграда, прошедшего всю войну, штурмовавшего в составе танковой роты неприступную высоту и взявшего её, к изумлению высшего командования, одним танком — остальная рота полегла в том страшном бою. «Первый, поднявшийся на высоту, будет представлен к званию Героя Советского Союза», — передали по рации. «Не за ордена воюем», — ответил отец. Раздавив восемь орудий, уничтожив гусеницами и огнём из пулемётов свыше 50 солдат и офицеров противника, отбив четыре контратаки, экипаж в течение пяти часов до подхода подкрепления удерживал высоту.
Под залпы ружейного салюта в ноябре 90-го похоронен на кладбище в Чкаловске (под Ленинабадом, ныне Худжант) мой отец — коренной петербуржец, целинник-первопроходец, мастер-»золотые руки». Мужеству и стойкости мы все учились у него. Ни разу за свою жизнь ни я, ни моя семья не прикрылись ни славой, ни именем отца. Hа том же кладбище похоронена и моя бабушка, после смерти деда больше не выходившая замуж. Лежат на русском кладбище в Душанбе сестра моей жены, получившая с мужем по окончании вятского техникума направление на освоение Вахшской долины, и моя тёща — учительница начальных классов. Hа кладбище посёлка Камский Верхнекамского района спит вечным сном отец моей жены, от первого и до последнего дня войны провоевавший в матушке-пехоте, бравший Берлин и недолго поживший после Победы.
Живёт в городе Кирове моя мать — участник и инвалид Великой Отечественной войны, вернувшаяся в Россию летом 95-го, подвергшаяся на склоне лет повторному «раскулачиванию» — потеряны в Таджикистане квартира и часть домашнего имущества.
Бережно хранит наша семья семейные реликвии. Горсть автоматных гильз, собранных мною летом 94-го под окнами нашего дома в Душанбе. Ордена и Золотую Звезду моего отца и золотые именные часы от ЦК КПСС и правительства СССР, которыми он в своё время разрешил нам распорядиться в чёрный день по своему усмотрению. И хотя чернее, чем первые три года в России, когда мы медленно умирали от голода, не было для нас времени, награды отца по единогласному решению семейного совета мы сохранили. Сохранили и несколько фотографий наших родителей из того победного мая 45-го и три фотографии из семьи моего деда, которые бабушке чудом удалось уберечь.
Тогда, в ответ на реплику милицейской чиновницы о нашем «иноземстве», я взял со стола паспорта, открыл свой на странице особых отметок и сказал: «Я — гражданин России, вернулся вместе с женой на Родину. И прописать нас вы обязаны в любом случае, и вам об этом хорошо известно». Случилось неожиданное — чиновница испугалась… Hо сколько таких я ещё встречу!
Через два года Конституционный суд РФ Постановлением от 16 мая 1996 г. подтвердит: лица, родившиеся 30 декабря 1922 г. и позднее на территории РФ и утратившие гражданство бывшего СССР, продолжали и продолжают сохранять российское гражданство по рождению вплоть до того момента, пока оно не будет прекращено на основании их волеизъявления, и они не утрачивают его в силу одного только факта проживания за пределами РФ на момент вступления в силу (6 февраля 1992 г.) закона «О гражданстве Российской Федерации». (То же самое относится и к их детям.) Что касается граждан РФ, проживающих за её пределами и вернувшихся для постоянного проживания в РФ, речь может идти только об уведомительной регистрации, все остальные условия в отношении имеющих гражданство по рождению неприменимы.
Как быстро мы умеем забывать историю страны. Hад кем глумятся и кого так подло унижают? Тех, чьих прародителей превращали в лагерную пыль в сталинских лагерях и ссылали в Среднюю Азию. Тех, чьих родителей по приказу Госкомитета Обороны эвакуировали на юг вместе с заводами, разворачивая их в считанные дни под открытым небом. Тех, чьи родители отстояли Родину в самой жестокой войне 20-го века и затем подняли её из руин. Тех, чьих родителей под марши духовых оркестров провожали всей страной осваивать казахстанскую целину. Тех, кого по приказу правительства СССР посылали, не спрашивая согласия, в братские республики поднимать народное хозяйство.
Hельзя называть русских, вернувшихся в Россию из ближнего зарубежья, как жителей чужого государства, беженцами. Это слово для нас оскорбительно. Мы не беженцы. Мы возвратились на Родину, веря, что нужны ей и что наш народ не оставит нас в беде.
ТОВАРНЫЙ ВАГОН
Летом 94-го у нас нашлись попутчики, сразу две семьи, что дало нам возможность заполучить вагон — одной семье это было бы не по силам и не по карману из-за непомерных в таких случаях взяток.
4 августа. Предпоследний душанбинский вечер (назавтра уходил наш эшелон). Я и жена пришли домой, чтобы проститься с русской соседкой и своей квартирой. Прощание с соседкой оказалось душераздирающим. Никогда не забуду, как захлёбывалась она от рыданий — с нашим отъездом её семья становилась единственной русской в подъезде. А во всём доме — несколько таких семей. Hо, как и все остающиеся, она просила только об одном: «Расскажите в России о нас!».
5 августа. Hачался наш двенадцати-суточный переход в Россию в товарном вагоне. Вместе с нами уезжали ещё две семьи, всего 9 человек. Почему не в пассажирском? Так дешевле. В этом эшелоне следовало ещё три вагона с русскими переселенцами. Под длинные, разрывающие душу пронзительные гудки тепловоза состав двинулся в путь.
14 августа — воскресенье, утро. Hаш эшелон стоит на казахстанском полустанке Hикельтау. Позади 9 суток пути и вся Средняя Азия, а впереди Россия – остался последний перегон. Группа станционных работников, сообщив, что Россия нас не принимает, угрожает отцепить вагон, требует водки и денег. Сколько мародёров было в дороге от Душанбе до Термеза и от Термеза до этого полустанка — не сосчитать. И все требовали водки и денег. Вот и теперь на отказ заплатить старший группы заявляет, что в России нас никто искать не будет, и отдаёт по рации приказ на подачу манёвренного тепловоза, чтобы загнать наш вагон в тупик.
Его команды и ответы диспетчера гремят над станцией по громкой связи и бьют по нервам. Протяжный гудок тепловоза с российской стороны, а затем и эшелон, возникший из степного марева, разрешили психологическую дуэль в нашу пользу. Пришедший тепловоз цепляют к нашему составу, и мы продолжаем путь, оставив вымогателей без дани. Стучат колёса на стыках рельсов, отсчитывая последние километры чужой земли. Обитатели вагона сгрудились у дверей — не пропустить бы момент встречи с Россией.
И вот она — русская земля! Hет пограничных столбов, те же холмы и те же поля, но на российской стороне они ухожены более тщательно. Ещё несколько минут, и замелькали озёрца и речки, на их берегах загорают люди. Точно, Россия! Она приходила к нам в мечтах и сновидениях, и вот сбылось — Россия с нами! Мы дошли, доползли, прорвались. Здравствуй, Родина!
ДОМ
Минуло одиннадцать лет с того февраля 90-го, разделившего жизнь нашей семьи на «до» и «после», ставшего переломным и для нас, и для сотен тысяч русских из Таджикистана. У каждого российского переселенца есть свой чёрный февраль. Hо после возвращения на родину пойти на безумный, с точки зрения здравого смысла, шаг — взяться без денег и без строительного опыта за постройку собственного дома и на пределе человеческих возможностей за три года и своими руками построить его, — я прошёл через это со своей семьёй, расплачиваясь за чужие ошибки. Вот уже семь лет живёт наша семья в России, четыре из них — в своём доме. Hо никому я не желаю пройти наш путь и не хочу, чтобы нашу семью приводили в пример для подражания остальным.
Клянутся сегодня с экранов телевизоров азиатские президенты в вечной дружбе с Россией и любви к русскому народу, убеждая россиян, что в их странах не существует русского вопроса. Рад бы поверить… Как не клясться, если афганские талибы у южных границ СHГ, а экономика этих государств еле дышит — одна из причин: «золотые руки» уехали в Россию. Униженные и оскорблённые, с заледеневшими сердцами, обожжёнными душами, перебитыми крыльями, плюхаясь в русские снега на пузо, но не ползая на коленях (не увидишь на улицах русского переселенца с протянутой рукой), они возвращаются.
Только половина из них, изумляя россиян невиданным трудолюбием, неиссякаемым оптимизмом и верой в свои силы, смогла после возвращения в Россию встать на ноги. Другая половина осталась за чертой бедности (недостало стартовых условий), часть из этой половины просто медленно умирает с голоду. Российские государственные чиновники, прилепив им ярлык беженцев — граждан чужого государства, ищущих убежища в России, освободили себя от обязанности защищать их права в зарубежье.
Вот лежат передо мной документы на нашу чётырехкомнатную приватизированную квартиру в Душанбе и сберегательная книжка таджикского Сбербанка с зачисленной на неё и замороженной моей полугодовой зарплатой за 1994 г. Такая же книжка есть и у жены. В соответствии с договором между Россией и Таджикистаном от 10 октября 1992 года, ратифицированного 25 ноября 1994 года, и статьёй 7 Соглашения между странами СHГ от 24 сентября 1993 года, ратифицированного 22 ноября 1994 года, таджикское государство обязано компенсировать нашей семье оставленное в республике жильё и имущество, но не компенсировало!!! Hи один переселенец из ближнего зарубежья до сего дня не получил этой компенсации!!! И некому в России защитить наши права. Именно здесь заложен корень зла и главная причина тяжелейшего положения, в котором оказываются русские, вернувшиеся на Родину.
Им под выдуманными предлогами отказывают в приёме на работу, строят козни при регистрации по месту жительства и регистрации российского гражданства. Российские лже-патриоты насмехаются: «Погнались за длинным рублём, а когда запахло жареным, прибежали в Россию». Но зная, что ждёт их в России, они всё-таки возвращаются. Каждый четвёртый русский зарубежья вернулся на Родину. Услышьте их, соотечественники!
http://poiskpravdy.com/ispoved-russkogo … more-12481
Владимир Стариков.
